28 августа
Проклятый день оставления Нитай Гаурасундары. Без Нитай Гаурасундары я не обладаю никакой силой. Без Кришны я - ноль.
Помню, как утром, сидя напротив Нитай Гаурасундары, я пытался что-то писать... Вот, последние строки на память себе, послание себе из прошлого, написанное перед очами божеств:
Дорогое живое существо!
Я пишу тебе это письмо из далёкого прошлого, когда я добровольно решил оставить счастье и настоящую жизнь, чтобы навлечь на себя страдания... Мне кажется, что я, уходя, оставляю душу и жизнь. Я лишаю себя общения с Нитай Гаурасундарой, которые стоят сейчас, облачённые в вечерние, синие одежды и на головках у них синие чалмы.
О, эти прекрасные Нитай Гаурасундара! Сейчас они так тянут меня к себе! На последних минутах они словно пришли в себя и смотрят с тем же дорогим взглядом, вызывающим трепет. Где этот взгляд был раньше? Все рассуждения на эту тему кажутся мне тяжёлыми, ведь я расстаюсь с ними и, возможно, навсегда...
Забвение - единственное утешение... Но разве можно забыть полные милости лотосные стопы, благоухание которых, способно растопить любое, даже каменное сердце?
Эти лотосы, в которых покоятся стопы божеств, трансцендентно могущественны и неотличны от самих божеств. Мы - частички Кришны, принадлежим ему и, будучи связанными с ним любовью, неразделимы никогда, как эти лотосы. Как же так случается, что в этом мире мы забываем о любви и расстаёмся, не вынося испытаний?
Ко мне подходили руководители храма, до этого требующие моего отъезда... Они предложили мне почему-то остаться тогда, когда я уже купил билеты... Я не верил им... Приехал Гарудаатмака с падаятры и пытался заставить меня прекратить поклонение Нитай Гаурасундаре, из-за чего руководство храма отправила божеств с алтаря в складскую комнату. Я не мог этого безличностного отношения к божествам больше терпеть, даже если бы те меня оставили. Все смыслы рушились. Я мог доверять только разуму Эканатхи, но его не было, чтобы поддержать меня...
Мои предчувствия на счёт отношения к божествам в этом храме подтвердились ещё одним образом. Было доказано, что оно было показушным... Индрадьюмна свами, при мне упразднил безапелляционно многие вещи, оставив на разросшемся алтаре только две пары божеств из четырёх или пяти, сказав, что нужно больше сосредоточиться на людях и проповеди им.
Нитай Гаурасундара смотрели на меня, и мне не легко было сделать выбор... Я считал секунды, ожидая, что вот-вот произойдёт раздваивание, когда тело пойдёт в одну сторону, а сознание останется в этом последнем даршане...
Сколько жестокости пришлось вложить в руку, которая закрывала за мной двери за дверями, разделяя меня с Нитай Гаурасундарой навсегда! Сколько жестокости пришлось вложить в ноги, которые уверенно замаршировали по улицам города! Сколько жестокости пришлось пустить в сердце, которое стало способно вынести это добровольное помешательство! Эх!!!
Время в поезде пролетело, как мгновение. Не успел опомниться, как был уже за 1000 километров от Нитай Гаурасундары. Как только показались белорусские берёзки, так постоянная температура, напряжение и ангина прошли. Я добрался домой и разобрал вещи.
Среди них были одежды, сделанные в Минске, что я смог привезти вместо Нитай Гаурасундары. Были большие, деревянные сандалии, которые я сам сделал им, перед началом падаятры. Были остатки масла, которым я их иногда обтирал. Были старые брахманские шнуры и пошарпанные, неиспользуемые украшения. Я взял себе их на память...
Были каупины, немного выпавших волос, которые я собирал из их расчёски. Были три магнитофонные кассеты, которые удалось записать перед ними, тем голосом, в то время, по этому дневнику. И была коричневая тетрадь, сам дневник, который я начал не сразу набирать из-за боли разлуки, с которой я долго не хотел мириться и мучился. Я повесил на стене все эти атрибуты и продолжал своё поклонение, как безумный. В безумии я сделал под эти одежды куклы, которые немного напоминали мне о божествах, но со стороны могли показаться именно моим безумием... Мне было плевать, что меня никто не понимал и не поймёт...
634